Меф внезапно осознал, что голова у Ромасюсика внутри полая!
Первой терпение потеряла Прасковья. Визжащий Ромасюсик неожиданно перестал визжать, и глаза у него стали как оловянные пуговицы.
– Вспомнил? Теперь ты знаешь, кто ты на самом деле? – спросил он совсем другим голосом.
Слова вырывались у Ромасюсика плевками, точно вода из заткнутого пальцем крана.
– Да, – помедлив, ответил Меф.
– Видишь: я была права! Они стерли тебе память, набили ее мусором! Они лгали тебе, и твоя Дафна первая! Они затолкали тебя, наследника Кводнона, в жалкую забегаловку разносить подносы! Надеюсь, ты ненавидишь их теперь так же сильно, как и я!
Меф не настолько перегрелся, чтобы вместе с Прасковьей критиковать свет и ругать Дафну.
– Что это? – спросил он, кивая на камни, которые Праша продолжала держать на ладони, забыв о них.
– Где? А-а, это!.. Алмазы! – ответила та недовольно.
– Серьезно? Откуда?
– С прииска. Подарил сегодня клиент один. Подмазывался.
– Какой клиент?
– Уже никакой. Контракт истек в три.
Меф кивнул. Вместе с памятью вернулось и знание об аренде.
– Разве алмазы не блестят?
– Блестят бриллианты. Эти еще от породы надо отделить. Хочешь, подарю? Тут твоя зарплата примерно за пять тысяч лет, – предложила Прасковья.
Меф отказался.
– Ну не хочешь, и не надо. Мне тут мелочи накидали – вот и я им накидаю! Эй, ловите! – крикнула Прасковья и, с вызовом глядя на Мефа, швырнула алмазы под ноги людскому потоку.
Буслаев метнулся было их собирать, но под насмешливым взглядом Прасковьи остановился. «Ну и пускай! Наплевать!» – подумал он. Люди наступали на камни и, не понимая, что это, шли дальше.
Неизвестно откуда взявшись, к ним задиристым воробьем подскочил маленький и безмерно юный милиционер. Кожа у него была белая, нежная, с голубоватыми прожилками, а брови смешные, смыкающиеся. На поясе дубинка, пистолет, наручники – все как полагается.
– Лейтенант Верликанов! Девушка, что за дела? Я видел, как вы бросили! В метрополитене не мусорить! Немедленно подберите!
Отвлекшись на время на милиционера, Прасковья оторвала взгляд от Ромасюсика. Шоколадка немедленно ожила и всплеснула ручками:
– Ой, полиция пришла! Наконец-то! А я вам преступника поймал! Вот этот, волосатый! У-у, рожа уголовная!!! Хватайте его!
Меф напрягся. Юный милиционер подозрительно посмотрел на Буслаева, затем на Ромасюсика, и снова на Мефа. Буслаев ощутил, как у него вспотела спина.
Лейтенант Верликанов стал еще юнее и еще строже. Меф увидел, как он перехватил дубинку ближе к краю.
«Ну все! Сейчас!» – подумал он уныло.
– Ваши документы! – потребовал милиционер.
«Началось», – подумал Меф.
– Вот-вот! Давно пора! Где твои документы? Нету! – радостно закудахтал Ромасюсик. – Вообразите: упер из гипермаркета майки и избил двух охранников! Прямо кулаками по фэйсу лица! Я прям чуть от негодования не умер, но решил восстановить справедливость! Проверьте: маечки у него до сих пор в рюкзаке! – наябедничал Ромасюсик, пытаясь взять лейтенанта под локоть.
«А ведь правда!» – осознал Меф, ощущая себя самым тупым преступником на свете. Действительно, почему он от женских маек-то не избавился? Жаба, что ли, задавила?
Милиционер вырвал у Ромасюсика руку.
– Вы что, оглохли! В-а-ш-и д-о-к-у-м-е-н-т-ы! – раздельно повторил он и ткнул пальцем в мягкую грудь Ромасюсика.
– Мои? – не поверил Ромасюсик. – Не его???
– ВАШИ!!!
– Не я преступник! У меня даже справка есть из психдиспансера, что я честный налогоплательщик!
У лейтенанта Верликанова запрыгали брови. Теперь он был уверен, что никаких документов у Ромасюсика нет.
– Паспорт!!!
– Щас! Минуточку! Только учтите: вашему начальству это не понравится! – сердито предупредил Ромасюсик, жестом фокусника извлекая красную книжечку, в которой он значился генерал-майором.
Все печати в книжечке были на месте и даже фотография правильная, щекастая, но сам генерал-майор юному милиционеру крайне не понравился. Лейтенант схватил генерал-майора за локоть и стал его куда-то волочь, повторяя: «Пройдемте!»
Генерал-майор артачился, жалобно смотрел на Прашу, призывая ее вмешаться, но та не вмешалась, и Ромасюсика утащили.
Прасковья подошла к Мефу и, взяв его за рукав, потянула по ступенькам перехода – в сторону, противоположную той, куда увели Ромасюсика. Покинув новокузнецкое царство, они прошли на «Третьяковскую» и поднялись в город. Слева под общим козырьком ютилось много мелких магазинов. Направо тянулась узкая пешеходная улица, по которой тек непрерывный людской поток.
У невысокого серого дома Прасковья нырнула в арку.
– Куда мы? – спросил Меф.
Ответа он не получил. Прасковья нетерпеливо обернулась, показывая, что надо спешить.
У первого же подъезда она остановилась, на секунду задержала взгляд на кодовом замке и деловито набрала несколько цифр. Домофон запищал голодным птенцом. Прасковья отпустила рукав Мефа и, дернув подбородком, шагнула внутрь. Узкая спина ее скользнула по лестнице и сразу скрылась. На Мефа Прасковья не оглядывалась, словно и без того была уверена, что он последует за ней.
Лестница была узкой и шла не прямо, а вбок и немного по диагонали. В старых домах, как давно понял Меф, к параллелям и перпендикулярам относились прохладно и кумира из них не творили. В подъезде по-домашнему пахло подгоревшим супом. Внизу толпились коляски и санки, необъяснимые в начале сентября.
На площадке верхнего этажа Прасковья огляделась, нахмурилась, после чего, бряцая твердой резиной рыночных своих шлепок, вскарабкалась по железной лестнице на чердак. Мешавший ей металлический замок она отломила легко, как печенье, перед этим подув на его дужку.