Это только кажется, что все главные решения принимаются долго. Они долго подготавливаются, часто всей жизнью. Принимаются же мгновенно.
Арей задумался. Тряхнул головой. Изрубленная ладонь начала медленно подниматься к плечу, где должен был материализоваться его собственный двуручник, но внезапно опустилась и разжалась.
– Нет. Не сейчас… – сказал он. – Я убиваю воинов, но не режу телят на бойне. Мне будет проще прикончить тебя, если ты хотя бы слегка восстановишь форму.
– Нет, – произнес Меф упрямо. – Мне плевать, как вам будет проще! Я не обязан заботиться о моральном комфорте того, кто собирается меня убивать.
Ноздри Арея расширились. Так резко с ним не говорила даже Варвара. А мальчик-то вырос! Давно ли он бегал по резиденции мрака, попискивал ломающимся голоском, доводил обидчивого Мошкина и вместе с буйным Чимодановым устраивал засады комиссионерам?
– Вот так вот? – озадаченно спросил Арей.
– Так! – сказал Меф. – Считаю до трех, а потом попытаюсь вас зарубить. С клинком вы будете или без клинка – ваши заботы! Я предупредил.
Арей пристально посмотрел на него. Облизал губы. Усмехнулся. Снова тряхнул головой. Все-таки когда убиваешь человека, которого знаешь так давно, нужна раскачка, гнев, прелюдия, а тут – пустота, как в комнате, из которой все вышли и погасили свет.
– Ты хочешь лишить меня всякого удовольствия. Ничего больше не хочешь сказать?
– Раз! – начал считать Меф.
– Валяй! – разрешил Арей. – Сейчас так сейчас! Последнее слово? Завещание? Письмо родным?
– Два!
Рука мечника начала подниматься, и тут в дверь забарабанили.
– Эй, ау! Вы здесь? Не угорели? – услышал Меф голос Варвары.
– Угорели?
– Наверху жуть что творится! Пожар! Зигя отъел Ромасюсику ухо, а Прасковья узнала, что Буслаев тут, возмутилась, что ей не сказали, и подожгла резиденцию!
Меф оглянулся. «Три» так и не прозвучало.
Арей открыл дверь. Вместе с Варварой в комнату просочился дым. Много дыма. Стена за ее спиной была уже едва различима.
– Все? Закончили избиение малолетних? Тогда советую шевелить ластами! – щурясь, сказала Варвара.
Меф с Ареем выскочили в коридор.
– Идем! – приказал мечник, цепко хватая дочь за руку.
Закрывая рукавом лицо, Меф стал пробиваться в дыму к лестнице. Слышно было, как где-то недалеко воет и поскуливает Добряк. Варвара поднималась первой. Абсолютно спокойно. Как человек подземный, к задымлениям она привыкла и неплохо представляла себе алгоритм выживания. Паникеры гибнут первыми, трусы вторыми, пораженцы третьими. Остальные, как ни странно, выживают.
– Не очень-то ты нервничаешь! – сказал Арей одобрительно.
– Да ну… Разве это пожар? – скривилась Варвара. – Как-то мы спустились в коллектор, а внизу завал досок. Дело – дохляк. Не просунешься дальше. Надо обратно подниматься, а тут сверху кто-то покрышки подожженные стал бросать. Черный дым, тошнит, не видно ничего. Еле вылезли. Короче, резиновая вонь – это сила! Я потом две недели резиной плевалась! Плюешь – а там черное такое, с комочками.
– Покрышки кто бросал? – хищно спросил Арей.
Как ни странно, эта деталь не казалась Варваре важной.
– Да там, пацанчик один. Приятель наш… – сказала она без какого-либо негодования.
– Зачем?
Варвара пожала плечами. Арей догадался, что прежде она этим вопросом не задавалась.
– Ну так… по приколу, наверное, показалось. Он же не знал, что там завал. Думал, может, нам тоже по приколу. А так он вообще ничего, нормальный парень. Мы с ним потом долго в залазы ходили.
Меф попытался уловить в ее голосе хотя бы нотку фальши, но ее там не было. Варвара искренне не злилась на этого парня. А то, что можно плеваться резиной, ее, скорее, забавляло. Другие не могут, а она раз – и с комочками! Разве не круто?
Меф закашлялся в рукав, отметив, что дыма стало меньше. Можно было даже читать таблички, указующие места казни комиссионеров. К тому времени, как они оказались наверху, основное пламя сбили.
Дюжина комиссионеров, возглавляемых остробородым Пуфсом, заканчивала запенивать огнетушителями прокопченные стены. Тут же бегал и Тухломон с чайной чашкой, суетившийся больше прочих. Перепуганный Зигя дрожал в уголке и звал хоть какую-нибудь маму.
Пуфс, пробегая мимо, пнул его ногой, и Зигя, вскочив, замер, готовый крушить и убивать. Маленькие глазки его сделались как оловянные пуговицы.
Рядом топтался печальный Ромасюсик с отъеденным ухом. В неизвестно где раздобытом противогазе он был похож на слоненка, которого долго пытали в зоопарке.
Внезапно кто-то вцепился Мефу в ботинок. У его ног на четвереньках ползал суккуб Хнык и спешно собирал рассыпавшиеся эйдосы. Очередь, текшая к окошку, когда все вспыхнуло, в панике разбежалась, и кое-кто растерял свою добычу. Увидев столько эйдосов, Хнык пришел в жадное остервенение. Он ползал, хватал и, мыча, заталкивал эйдосы в рот. Домычался он до того, что, сам себя не помня, дополз до ноги Арея и боднул его лбом в колено, требуя, чтобы тот убрал сапог. Когда же Арей оставил сапог на месте, Хнык забарабанил по нему кулаком.
Арей неторопливо наклонился, оценил, что творится внизу, взял Хныка за ноги и, тщательно вытрусив из него эйдосы, хладнокровно ссыпал их к себе в дарх. Горестного же Хныка вышвырнул на улицу, как нашкодившего кота.
Тухломон усердно помогал Арею вышвыривать суккуба. Переложив в левую руку «тушительную» чашечку, он бегал, заботливо открывал дверь, заботливо закрывал, охал, что вот, находятся же такие существа, которые в трудное для мрака время разворовывают кровью и потом нажитое имущество родного Тартара. Причитая, он не забыл под шумок свистнуть четыре эйдоса, случайно просыпавшиеся у Арея.