Стеклянный страж - Страница 73

– Как? Разве ты не защитник отечества? – возмутилась Хола. – Соглашайся, подруга! Отличный будет паж! Иностранные языки знает!

– Ага… куриный со словарем, а собачий без словаря! – огрызнулась Ирка.

Антигон радостно заквакал. Когда он от всей души смеялся – в кикиморе всегда просыпалась лягушка.

Хола встала, сердито скрипнув столом.

– Ну не хочешь, как хочешь, подруга! Мое дело предложить!.. Этот-то, бывший, не заходил? – спросила она будто невзначай.

– Нет.

– Я так и думала, – кивнула Хола.

– Ты что-то о нем знаешь? – быстро спросила Ирка.

– Ничего я не знаю! – поспешно сказала Хола.

Ирка схватила ее за рукав.

– А почему ты назвала его бывшим? И почему он не должен был заходить?

– Просто назвала, и все. Ну, покедова! – сказала Хола и, вырвав рукав, поспешно скользнула в люк.

* * *

Все эти долгие часы Багров бродил по Сокольникам вокруг «Приюта валькирий». Несколько раз из-за деревьев Матвей видел его дощатый бок.

Дважды Багров начинал приближаться, но оба раза получал внятные предупреждения, что этого делать не следует. Первый раз ему попалась Ламина, едущая на спортивном велосипеде и совсем будто не глядевшая в его сторону. Во второй раз, когда он был от «Приюта» метрах в двухстах, он увидел оруженосца Фулоны. Оруженосец стоял у скамейки и разглядывал ее с таким интересом, словно находился в музее, а скамейка являла собой образец столярного искусства.

– Красотища какая, а? Просто даже страшно подумать, что на такую скамейку может сесть какой-нибудь урод! – произнес он, адресуясь не к Матвею, а вообще в пространство.

Багров развернулся и ушел. У него мелькнула мысль обойти поляну с противоположной стороны, где лес был гуще и подход к «Приюту» не просматривался с аллеи. Прошагал по дорожке метров триста, пока она не начала закругляться, сливаясь с беговой, и, убежденный, что оруженосцу Фулоны его не засечь, скользнул в лес. Обежал, сбивая лицом листья и радуясь, что лес не стал еще совсем прозрачным.

Лес стремительно желтел. Осень в Москве и Подмосковье всегда наступает внезапно. Она только готовится долго. Так и художник бесконечно открывает краски, двигает этюдник, раскачивается – а потом раз! – взялся за дело, и за несколько часов картина готова.

И еще одна деталь всегда бросалась в глаза Матвею. Если листья осенью не желтеют, они гниют и подмокают прямо на ветвях. Это особенно заметно по сирени. В желтом листе есть еще что-то благородное. Подмокающий же полузеленый лист неприятен, как молодящийся старик.

Но вот и знакомый «Приют». Матвей увидел его потемневшие от дождей старые доски, набитые на растущие рядом сосны. Опустился на живот и быстро пополз, готовясь вскочить и схватиться за канат. В десяти шагах от «Приюта» на бревне сидела валькирия Таамаг и мирно читала познавательную книжечку «Основы женского бодибилдинга». Рядом к сосенке привалился плечом Вован с бейсбольной битой.

Что-то уловив, оба вскинули головы и стали шарить глазами над головой Багрова. Матвей поспешно отполз.

Оставался еще вариант с телепортацией, но на нее он не решился. Интуиция подсказывала, что Фулоне хватило опыта предусмотреть и это. Да и дело-то несложное. Начертил на земле отводящую руну, и вместо «Приюта» окажешься где-нибудь в Атлантическом океане.

«Вот настырные тетки! – сказал себе Матвей. – Ну ничего! Буду ждать вечера!»

Однако вечера он так и не дождался. Часов в семь, когда, натянув морок пенсионера и примазавшись к длинной цепочке бегунов, он надеялся безопасно просочиться сквозь заслон, рядом с Матвеем внезапно выросла Бэтла. Матвей даже не понял, откуда она взялась. Казалось, толстая валькирия вообще не относится к числу тех, кто способен подкрасться незаметно. Рядом с Бэтлой стоял ее оруженосец.

– Слушай, тебе самому не надоело? – спросила Бэтла жалостливо.

Убедившись, что морок его не спас, Багров его сбросил. Увидев, как у него на глазах дряхлый дед помолодел на добрых полвека, один из бегунов шарахнулся в кустарник.

– Что вам от меня надо? Вы меня оба уже достали! Слышите? Ходит такая парочка правильных жиртрестов и полощет мозги! – выпалил Матвей.

Бэтла не обиделась, но погрустнела. Обычно так грустнеют хорошие люди, когда видят, что обманулись в ком-то. Оруженосец Бэтлы положил Багрову руку на плечо.

– Слушай, брат, остынь! Сбавь обороты! – посоветовал он.

Матвей дернул плечом, сбрасывая его руку. Он не коснулся ее даже пальцем, но запястье Алексея свело судорогой. Издав восклицание, он принялся его растирать.

– Сам остынь! – крикнул Багров. – Таскаетесь тут! Во все лезете! Надоело! Плащик вонючий у вас взял – да наплевать! Задавитесь вы своим плащиком!

Он чувствовал, что несет чушь, но не мог остановиться. С ним такое случалось. Волна гнева поднималась и захлестывала разум, который не мог нашарить дно и начинал беспомощно барахтаться.

Алексей перестал разминать большой палец и спокойно занялся указательным.

– Брат, знаешь, на чем ты спотыкаешься? Ты считаешь, что можешь вести себя как угодно тебе, – сказал он. – ТЕБЕ! Ты сам свой маленький божок, существующий в отдельной маленькой вселенной. Иногда ты ведешь себя благородно, иногда неблагородно. Решаешь: вправе ты получить что-то или не вправе. Срываться или не срываться. В тебе сидит огромное, раздувшееся как мертвец Я, и оно страшнее всякой некромагии.

– А что во мне должно сидеть? То, что вам выгодно? – едко поинтересовался Багров.

Бэтла покачала головой.

– А что нам выгодно? – спросила она мягко. – Скажи, не стесняйся! Где тут наша выгода? Моя? Лешкина? Сохранить Ирку человеком, а не волчицей? Уберечь ее? Ты сам не понимаешь, что губишь ее. Потому что, если в ней тоже вылезет это раздутое упырское Я, ей не устоять. Не удержать копья, не сохранить накала жертвенности. Она не сможет остаться валькирией, и тогда волчица ее поглотит.